Встречаясь взглядом с черноволосым всадником, который уже понял, кто она, паника подступила к горлу так, будто всё состояние до этого было лишь цветочками, а ягодки чуть-чуть запоздали, но уже готовы явить себя миру. Ксейден Риорсон. У неё просто нет слов. Почему именно он должен был быть по эту сторону? Дерьмо, дерьмо, дерьмо. Ей хотелось повернуть время вспять и попросить Рианнон ни в коем случае не называть её фамилию, чтобы он не понял, кто она. Ведь вряд ли он знал, что младшая дочь генерала обладает уникальным цветом волос, правда? Кому вообще до неё было дело до этого момента. Вряд ли в каком-нибудь другом квадранте ей бы уделили столько внимания из-за фамилии, как в этом. Жаль, что ожидания многих не оправдаются. Вайолет Сорренгейл совершенно не похожа ни на свою мать, ни на брата с сестрой. Она – белая ворона в этой семье идеальных всадников, как и отец. Главное, не пасть смертью храбрых, не успев вступить на этот грёбанный парапет.

- Сорренгейл?

Ей хочется ощетиниться, потому что собственная фамилия из его уст кажется чем-то неправильным. Вместо этого девушка выпрямляется и стоит неподвижно, наблюдая, как самый опасный для неё человек в квадранте сокращает расстояние между ними. Может быть, стоило бы проигнорировать это его явление и пойти дальше? Но почему-то внутри медленно загорается пламя. Она голову задирает, чтобы оценить масштабы бедствия. Чтобы заметить метку восстания, которая напомнит ей о том, кто он. Чтобы прикинуть, что он со своим ростом и явно недюжинной силой сможет с лёгкостью отправить её на тот свет вот-прямо-сейчас, если захочет свести счёты. И в конце, чтобы столкнуться с ним взглядами и напомнить себе, что Мира была права, когда говорила держаться от него подальше. В его глазах Вайолет отчётливо видит эту плещущуюся ненависть к себе. Но не только он имеет на это право. В своих чувствах они равны, потому она чуть выше задирает нос, чтобы уже не казаться испуганным цеплёнком, а показать, что она того же мнения о нём, как и он о ней.

- Ты – младшая генерала Сорренгейл, - обвинение. Но в чём? Что она родилась не в той семье? Что должна отвечать за то, что делала её мать? Всё это зеркально. Если в его глазах во всех ужасах виновата её семья, то его семья виновата в её горе. И не в одном. Так будет честно.

- Ты – сын Фена Риорсона, - брошенная фраза звучит уверенно, будто на самом деле ей не страшно.

Но всё это напускное. Просто Сорренгейл выбирает путь, в котором не хочет показывать своему врагу, что она – лёгкая добыча. Даже если и является таковой. Она хочет выглядеть в его глазах стойкой, способной столкнуться со всем пренебрежением и ненавистью, какую он захочет излить. Почему? Потому что если он не скинет её сам в пропасть и она сможет одолеть парапет, то они очутятся на одной территории, в одном квадранте. И едва ли трясущиеся коленки и заикающаяся речь смогут ей обеспечить возможность дожить хотя бы до дня презентации. Ему нельзя было показывать себя трусихой.

Плюс, если у неё все получится, если Зинхал будет на её стороне, то каковы шансы, что они часто будут сталкиваться в квадранте? Хотелось бы верить, что они будут минимальными. Ведь оно и ему не сдалось, чтобы дочь убийцы отца часто мозолила глаза перед носом. План – одолеть парапет и найти Даина. Рядом с другом она сможет чуть выдохнуть и ощутить себя в безопасности в первое время. Вместе они точно что-нибудь придумают. Наверное.

От Риорсона исходит какая-то максимально устрашающая и пугающая аура. Интересно, какое положение он уже успел занять за время обучения? А главное, какая печать ему досталась? Предупрежден – значит вооружен. Пока в выигрышной позиции был он. Вайолет – чистый лист. Ксейден – злобный сундук с тайнами, который хочет её смерти. Что могло бы быть лучше этой встречи? Почему вообще судьба так распорядилась, что они пересеклись? Всё бы было куда проще, если бы они разминулись.

Подпись автора

i understand me a little more with every rise and fall
обновки разоряют казну риорсона

Готова поклясться, что если бы словами можно было выпотрошить человека, то от меня бы осталось мокрое место. Причём, по ходу дела — в лучшем случае. Правильно всегда говорили, что повышенный тон — это не то, что по-настоящему испугает человека. Его шёпот, кажется, пробирался мне под кожу, сжимая в тисках все кости и заставляя покрываться холодным потом. Воистину мерзопакостное ощущение. На долю секунды даже причудилось, будто он меня обвинил во всём, что случилось с его отцом. Не мою мать, которая непосредственно казнила всех, а меня. И именно это вызвало отрезвляющий эффект — заставило меня распрямить плечи и вспомнить, что вообще-то злодеи в этой истории — не мы. Это не моя мать предала Наварру! Так с чего бы вдруг он говорит так, будто она виновата во всех грехах? Словно его отец вообще пытался спасти весь мир, а из него взяли и сделали горку пепла ни за что, ни про что.

Несомненно, Лилит Сорренгейл не была одуванчиком — это я с самого детства знала на собственной шкуре. И да, казнить родителей на глазах у их детей — тоже не самый гуманный метод. Но какого, блядь, хрена? С какого перепугу именно я стала тем человеком, которого надо было ткнуть носом во всё это дерьмо? Это тот самый прелестный вариант — когда не можешь задеть сильного игрока, нужно допинать слабого, которым он дорожит? Пока не стану расстраивать его тем, что едва ли я вообще что-то значу для собственной матери. Будь это так, она бы прислушалась к моим желаниям, а не твердила без продыху, что все Сорренгейлы — всадники.

— Твой отец убил моего брата, — яд, сочившийся с моих уст, можно было бы собрать и отправить на изготовление какого-нибудь смертоносного эликсира, не иначе.

Бреннан — это моё расколовшееся на мелкое крошево детское сердце. И я бы могла долго перечислять, как сильно подкосила нас его смерть, правда. Потому что с того дня в нашей семье не осталось никакого покоя. Такое чувство, что кто-то решил окутать нас чёрной мантией, чтобы отгородить от радостных солнечных лучей. Забрав Бреннана, его отец сделал мастерский ход — можно сказать, поставил нашей семье шах и мат, даже не подозревая об этом. Смерть старшего ребёнка утянула за собой и главу семейства. А я? Я осталась одна — рядом с Мирой и матерью. Без людей, которые могли бы спасти меня от участи, которую уготовила мне генерал Сорренгейл. Если Риорсон считает, что имеет право обвинить меня в своей судьбе, то у меня есть полное право обвинить его.

Если бы не это их восстание, то Бреннан сейчас был бы с нами. Он бы точно добился многого — на службе, на войне против настоящих врагов. Наша мать, может, и не стала бы такой жестокой и холодной, не потеряй она первенца и мужа. Ей бы точно хватило двух выдающихся детей-всадников, которые бы собрали для неё целый набор наград. Мира вряд ли каждый раз стремилась бы бросаться на амбразуру и доказывать всем и вся, что она достойна своего места в этой жизни. Нет, даже не так — что она достойна гораздо большего. Она бы не взваливала на свои плечи не только своё, но и то, что, наверное, должен был взять на себя Бреннан. А если бы был жив отец, то мне бы точно не пришлось стоять здесь. А самое главное в этом всём — Риорсон тоже мог бы выбирать. И все дети, которые теперь вынуждены играть со смертью, — тоже могли бы выбирать. И как же мне хотелось выплеснуть на него всё. Только вот — едва ли это будет самым умным решением. Во-первых, если мне удастся отойти от него живой, то меня ждёт парапет. Хотя, я бы не удивилась, если бы он сейчас самолично меня сбросил. Во-вторых, если мне каким-то магическим образом удастся добраться до той стороны, тогда мы будем в одном квадранте. Едва ли стоит доводить до точки кипения того, кто сможет меня одним мизинцем уложить. Нужно было вернуться к плану Миры — держаться от него подальше. И если всё же выживу — найти Даина. Он точно поможет мне остаться на плаву. Обмен любезностями произошёл — на этом можно заканчивать.

— Мы в расчёте, — последняя забивная точка. Жаль, что пока только с моей стороны.

Сердце стучит как бешеное. Все чувства смешались в одну какофонию, и успокоить их — ещё та задачка. Ну, хорошо, что я хотя бы знала теперь своего врага в лицо. Если бы не услышала фамилию, то раздевала бы его глазами когда-нибудь в другом месте. Вот было бы представление, а! Представляю, как я бы потом горела от стыда. А если бы рядом был Аэтос... Ужас. Слава богу, это помутнение рассудка было напрочь выбито. Теперь хоть знаю, в чью сторону лучше вообще никогда в жизни не смотреть. Правда, одно дело — не хотеть, и совсем другое — не иметь возможности отвести взгляд. Даже если он сочился вселенской ненавистью. Наше противостояние как будто становилось какой-то отдельной пыткой, но проигрывать я не собиралась. Отвернуться — признать поражение. Показать, что я его чертовски боюсь. Не дождётся.

— Вайолет, увидимся на той стороне, — до меня доносится голос Рианнон.

Ох, как бы мне хотелось повернуться, посмотреть на неё и подарить настоящую искреннюю улыбку, чтобы она смогла поверить, что у неё всё получится. Что она победит этот парапет. Но не могла. Весь фокус был на этих его ониксовых глазах, от которых у меня бы точно перехватило дыхание, не знай я, кому они принадлежат. Сейчас я мастерски держала себя в кулаке, чтобы максимально стараться чувствовать лишь то, что нужно было. Что, так сказать, подходило и ситуации и этому «знакомству». Если Рианнон уже могла попытать свою удачу, чтобы начать проходить испытание, то у меня тут было другое — под звёздочкой. Я уверена, что она сможет преодолеть всё, что мы встретимся с ней на той стороне. Там-то я ей и поведаю, почему повела себя так странно — в общих чертах. Конечно, если сама доберусь до той стороны. Если вообще посмею сделать шаг в сторону от этого Ксейдена Риорсона, чтоб его.

— Но полагаю, ты так не считаешь, не правда ли? — чуть щурясь, интересуюсь, продолжая наш странный диалог.

Ох, Зинхал, как бы мне хотелось, чтобы всё это было просто дурным сном. Сейчас бы ущипнуть себя, проснуться в постели, когда в голове ещё мечты о квадранте писцов. Чтобы мама не передумала, и всё сложилось так, как я представляла едва ли не с самого детства. Но теперь вместо этого я должна смотреть на эту скалу, которой, дай бог, доставала до ключиц, и показать, что я его, видите ли, не боюсь. Боюсь. Да ещё как! Лучше бы Мира не говорила, что я стану его целью номер один. Лучше бы я в своей голове розовые замки рисовала и думала, что мы можем существовать в одной плоскости и дышать одним воздухом — просто на расстоянии. Точнее — на огромном расстоянии друг от друга.

— Думаешь, тебе станет легче, если убьёшь меня? — понижаю голос до такой степени, чтобы ни одно любопытное ухо поблизости не расслышало. — Так валяй. Проверь.

Быстрая смерть от парапета или от него? В целом — не важно. Благо, тут он хотя бы не сможет меня пытать. И его дракон не долетит и не выжжет меня. Одни плюсы, никаких минусов. Ну или последние извилины в моей голове от перенапряжения уже совсем вывернулись в разные стороны, если язык смеет такое в его сторону бросать. Самое смешное, что если раньше я не задумывалась о смерти, то сейчас, когда она вот-вот могла меня настигнуть, мне не хотелось отправляться к Малеку. Я хотела жить. И не важно, что слова доказывали обратное. Это просто бесстрашие вылезло там, где не стоило.

Подпись автора

i understand me a little more with every rise and fall
обновки разоряют казну риорсона

– Он сам виноват.

Что? Что. Он. Сказал?! Руки сами сжимаются в кулаки, я даже делаю маленький шаг на эмоциях в его сторону, но до боли закусываю щёку и останавливаю себя всеми правдами и неправдами. Внутри не то что закипает ярость и гнев — всё уже бурлит. Этому уже нужно дать выход, чтобы не спятить, но не время и не место. Мало того — я вижу, что это ещё не всё, что он готов мне преподнести.

– Вероятно, он был плохим всадником, раз не смог увернуться от обыкновенной стрелы пехотинца, который много лет не сражался на фронте, а просто сидел на своём троне и отвечал на всякие прошения простолюдинов.

Мой Бреннан — плохой всадник? Не знаю, то ли я одна слышала, как скрипнули мои зубы, то ли и он тоже. Мой старший брат был лучшим! Он много лет готовился, чтобы поступить в Квадрант. Я помню, какими изнурительными тренировками мучил себя и он, и потом Мира. Я видела эту всю внутреннюю кухню собственными глазами в детстве. Нет, Бреннан точно бы не купился на такой ход. Его бы не одолела какая-то там стрела. В особенности, когда сам он был восстановителем! Это смешно!

– И когда же это предатели играли по-честному? — шиплю, как змея.

Я не собираюсь ему позволять вешать себе лапшу на уши. Что бы он ни сказал про Бреннана — для меня останется неправдой. Так же, как если бы я ему с пеной у рта начала доказывать, что это его папаша отъехал кукухой и из-за каких-то своих личных мотивов, желания власти или ещё чего-то взял и лишил не только его себя, но и других детей родителей. Бесполезный разговор, который только заставляет нас ненавидеть друг друга с каждой минутой всё больше и больше. Но вместо того чтобы махнуть на него рукой, встать назад в строй, сделать вид, что он не сможет вывести меня из равновесия, я всё ещё продолжаю стоять рядом. Словно сама хочу выпустить пар с его помощью. Или же наоборот — зарядиться? Подготовиться к тому, что со всех сторон сейчас будут лететь не слова поддержки, а скорее кинжалы. По ту сторону Парапета, если у меня получится его перейти, все будут готовы вцепиться друг другу в глотки на протяжении всего обучения. А он… Он — моё личное бельмо на глазу во всём Квадранте. Как и я — его. Одна мысль о том, что нам с ним придётся дышать одним воздухом, раздражает до невозможности. Лучше бы его здесь не было. Лучше бы им позволили выбирать другие Квадранты. Сидел бы себе в пехотинцах каких-нибудь и в ус не дул бы. Зато у меня бы было меньше проблем на голову.

Выгибаю одну бровь, когда он замечает, что на мне не просто обычная одежда. Вот это его штормит: от изливания ненависти до того, чтобы подмечать очевидные факты. Хотя… зачем ему это вообще? Какая разница, во что я одета, если у него одна единственная цель на мой счёт? Что за странный человек? И одновременно бесит до безумия и заставляет задуматься: а зачем вообще просто так стоит и чешет своим языком? Что вообще творится в его этой голове? Или он просто не любитель решать вопросы лёгким методом? Может, по его части — это изводить людей?

Ри замечает, что дело пахнет жареным. По-другому я не могу объяснить, почему она решает задать вопрос. Подвергать её опасности и рисовать ещё одну мишень на лбу я не хочу. Она не должна страдать из-за того, что оказалась не в том месте, не в то время — рядом со мной. Уже хочу было сказать, чтобы она не волновалась, но Риорсон решает ткнуть её в то, что рядом с ним мне будто бы не грозит опасность. Так и хочется рассмеяться в голос от его вопроса. Как раз-таки с ним мне и не стоит находиться. Он — опасность, которую мне следует обходить за версту, если я желаю выжить в Квадранте.

– Так вы друзья?

Может, ему ещё про свою жизнь тут рассказать? Ага, ноги вперёд, волосы назад. Уже мчусь. Ещё бы предложил чайку попить. Какой-то сюрреализм. Целенаправленно игнорирую его вопрос — пусть делает выводы сам. Но его это «интересно» гаденько проходится по моим ушам. Он так это говорит, будто нашёл какой-то драгоценный клад, которым потом сможет воспользоваться. Бесит. Хотелось бы мне обладать такими силами, чтобы можно было защитить и себя от него, и Рианнон, и Даина, который уже был по ту сторону. Но единственное, что я могу — это источать ауру ненависти. Ещё и это его полуленивое состояние раздражает. Он играется со мной, словно кошка с мышкой, и даже не скрывает этого. Правит балом и радуется. Словно питается моей беспомощностью тут. Грёбанный Риорсон!

Этот нахал считает, что жизнь наказала только его? Что из-за восстания его родителей пострадал только он? Что мне легче? Или, быть может, легче другим детям, родные которых погибли, защищая Наварру от предателей? Мне мерзко от него, от его лица, от его голоса. Противно, что он выпячивает всё так, будто он в касте победителей, которых наказали ни за что ни про что. Меж тем его отец целую революцию создал! Когда мы должны были быть единым целым, чтобы бороться против всеобщего врага, они решили расколоть общество изнутри. Это самый настоящий кинжал, воткнутый в спину! И сейчас я понимаю — он такой же. Пусть его и отправили сюда, чтобы он приносил пользу Наварре, но едва ли это был умный ход. Риорсон вместе с драконом и какой-то силой — это как смертельный вирус, который будет медленно распространяться и заражать всех.

Как по заказу он начинает транслировать. Ксейден Риорсон транслирует свою печать при всех, рядом с Парапетом! Тени, что вьются у его рук — это то, чего стоило по-настоящему бояться. У него одна из сильнейших и редких печатей. Я знала, что заклинатели теней проявлялись очень и очень редко. И такая силища в руках меченого — это особое издевательство судьбы над всеми нами. Я даже невольно дёргаюсь назад, округляя глаза. Это слишком неожиданно. И пусть всё внутри кричит, что мне сейчас не поздоровится — я стараюсь не трусить перед ним. Всё ещё держу голову высоко, всё ещё смотрю с вызовом, будто не сдерживаю изо всех сил коленки, чтобы те не тряслись от страха. В какой-то момент всё словно начинает работать в обратную сторону. Я вдруг начинаю задумываться: а что, если бы он сейчас меня здесь прихлопнул, то всё стало бы намного легче? Мне не придётся становиться тем, кем я никогда в жизни не хотела. Не придётся страдать во время всех их адских испытаний, калечить себя десятками раз. Если он сейчас просто возьмёт и убьёт меня, то упростит жизнь и мне, и себе. Я же окажусь там, на той стороне, с Бреннаном и отцом. С теми, кто ни за что бы не допустил моего присутствия здесь. И это минутное отчаяние руководит мной, когда я «бросаю себя в пекло», буквально предлагая себя убить.

Дождь начинает усиливаться. Погода во всех отношениях дранная. Скорее всего, в этом году с первым испытанием справятся немногие. Как раз в этот момент какой-то парень полетел прямиком вниз с Парапета. Со всех сторон послышались охи и ахи таких же новобранцев, как и я. Я наконец-то смогла отвести взгляд от Риорсона, чтобы уставиться туда — где буквально какие-то секунды назад был человек, а теперь его уже не было. И во всём, скорее всего, был виноват этот чёртов дождь, который лишь добавлял нам проблем. Естественно, моя реакция была точно такой же, как и у всех — всепоглощающий ужас. Осознание того, что здесь уже начали умирать люди, било нещадно, без спроса. А думать о том, сколько ещё людей канет в небытие внизу, мне не хотелось. Оставлять последнее слово за ним я тоже не хотела. Хочет надеяться на Парапет? Без проблем. Но я не доставлю ему удовольствия смотреть на то, как я лечу вниз. Всеми силами сегодня я выгрызу свою жизнь здесь, чего бы мне это ни стоило.

– Тогда смотри внимательно, Риорсон. Потому что сегодня я не умру, — после чего наконец-то решаюсь закончить наш разговор и прекратить спектакль, который кому-то точно пришёлся по душе.

Уверенной походкой направляюсь туда, где на свитке должны записывать имена всех, кто решился попытать удачу и пробраться в Квадрант всадником.

– Имя? — спрашивает всадник у входа, когда я к нему подхожу.
– Вайолет Сорренгейл, — именно в момент моего ответа звучит раскатистый гром, который странным образом успокаивал и вселял какую-то крохотную веру.
– Сорренгейл?

О, ну конечно. Сейчас подъедут очередные сравнения с матерью, сестрой, братом. Всё по классике. Небось подумают, что я буду такой же, как они — выдающейся. Не хотелось бы всех расстраивать заранее, но едва я ступлю на Парапет, как все сразу смогут сделать правильные выводы. Я — тот самый гадкий утёнок в семье этих белоснежных лебедей.

– Думал, у неё только одна дочь.

Эта фраза задевает меня. Она ранит больнее, чем все слова Риорсона, которыми он меня пичкал. В его голову бы никогда не пришла мысль о том, что родная мать мне далеко не друг. Скорее наоборот. Зато неизвестный человек чётко засадил мне этот словесный клинок меж рёбер, отчего я даже перестала дышать на какие-то секунды, не сумев побороть все свои эмоции до конца.

– Так все думают.

Вдох. Выдох. Вдох. Выдох.

Всевозможными силами я старалась успокоиться. Чтобы пройти без сучка и без задоринки, нужно было быть в ладу с собой, а не закипать от эмоций. Паника — мой самый главный враг. И то ли она меня подставляет, заставляя ухватиться за стену, едва ступив на Парапет, то ли во всём виноват грёбаный ветер. Это намного сложнее, чем я себе представляла. Но я справлюсь. Вайолет, главное — не смотри под ноги. Не смей смотреть под ноги. Восстановив равновесие, я поправила лямки рюкзака и двинулась вперёд. Медленно. Аккуратно.

Подпись автора

i understand me a little more with every rise and fall
обновки разоряют казну риорсона