Когда первый раз её сознание начинало приходить в себя, Вайолет поначалу старалась изо всех сил восстановить события, которые привели её к тому, чтобы сидеть скованной по рукам и ногам на каком-то блядском стуле в не самой комфортной камере во всём Басгиате. Осознание того, что в её положении полностью виноват Нолан, выворачивало её наизнанку. Нолан, который всегда ей был едва ли не ближе всех остальных профессоров в Басгиате! Нолан, который знал её с пелёнок, потому что ей требовалась его помощь каждый раз, когда она, не опрометчиво, могла спрыгнуть со ступенек вниз и вывихнуть ногу в лучшем случае, а в самом худшем — сломать. Нолан, на которого она всегда хотела надеяться в своей голове, не рассчитывая на то, что он вонзит ей нож прямиком в спину. Человек, который, даже опаивая её, твердил, что не хотел, чтобы она пострадала — трус. Трус, который знал, что происходит. Он знал, какую правду все скрывают, и предпочитал молчать, а не бороться. Выбрал свою тёплую кровать в Басгиате, не думая о всех тех людях, которые подвергаются безжалостным нападениям вейнителей. Интересно, сколько по его мнению они ещё смогли бы держать оборону? Или всё это меркло перед тем, что он бы смог дожить свою спокойную жизнь под чарами?

Бёртон Варриш — самая гадкая отрава, которая могла появиться в Басгиате. Человек, который совершенно не заслуживал носить форму всадника, и тем более находиться в академии, где обучались кадеты. Этот больной ублюдок со своими странными наклонностями к издевательствам должен был отправиться к Малеку вместо тех, кто распрощался со своими жизнями, пока он мастерски проводил свои допросы. О, теперь Сорренгейл и сама смогла понять, что же такого в них было. Кто бы знал, что в майоре сидит такой монстр! Наверное, с каждым новым ударом этот садист получал удовольствие. По-другому объяснить его рвение к тому, чтобы оставить несметное количество синяков, разорванных ран и сломанных костей она не могла.

Этот напыщенный урод, вместе с Ноланом и другими своими шавками, думали, что с легкостью смогут выбить из неё информацию. Даже если бы сейчас он довёл её до состояния, когда Вайолет начала бы захлёбываться кровью, то хер там пел, она бы показала ему себя разломанную. И она всё также продолжала бы искать всевозможные лазейки, чтобы обойти печать Норы. Зря что ли столько книг перечитала? Не просто так отец её к писцам готовил! Единственное, что смог бы увидеть Варриш, окажись она на волоске от смерти — это её самую гадкую улыбку, которая сообщила бы ему, как он облажался. Что он проиграл, не добыв ни грамма нужной информации. А Ксейден выиграл, потому что смог покинуть Басгиат, а значит, сможет доставить дневник Бреннану. У Аретии будет шанс поставить чары, и это того стоило. Всё это, все её страдания, стоили того, чтобы видеть, как Варриш мечется, как уж на сковороде, стараясь выпытать из неё хотя бы крупицу какой-то информации. Почему? Потому что до ужаса боится следующего хода своих врагов. Жаль, что врагами он считает не тех, кого стоило бы.

Второе пробуждение в камере в десять раз дерьмовее первого. Каждая клеточка тела напоминает о том, с каким искушением и наслаждением Варриш старался не только выбить, но и выломать из неё информацию. В голове кружатся ещё слишком свежие воспоминания о том, каким медлительным он был. Чтобы она прочувствовала каждую секунду той невыносимой пытки, которую он ей уготовил. Боль, к которой Вайолет привыкла с самого детства, старалась сожрать её в этой камере, она была неистовее, чем прежде, потому что концентрироваться на чём-то другом девушке было очень сложно. Пока рядом не было свидетелей, Сорренгейл была готова сдаться на милость Малеку. Отпустить вожжи, пока никто не становился свидетелем её провала, было легче. Она не верила, что кому-то будет под силу вытащить её отсюда, пусть больше всего на свете ей и хотелось, чтобы Ксейден пришёл за ней. Но он не посмеет. Не подставит под удар всё, ради чего трудился столько времени. И даже будь у неё связь с ним или Тейрном, она бы сама не смогла его просить о таком, зная, что для него значит революция, частью которой стала и она сама.

Она медленно распахивает глаза, чтобы оценить обстановку. Хотя едва ли ей это нужно. Вряд ли она выберется отсюда живой. Картинка плывёт, не давая ей анализировать всё с идеальной точностью. Ей кажется, что она кого-то видит. Кого-то до боли знакомого, отчего сердце сжимается, пропуская удар за ударом. Неужели ей настолько плохо, что уже начинаются галлюцинации? Или кто-то играется с её сознанием? От Варриша можно было ожидать чего угодно. Если он привёл человека, который владел печатью распознания правды, то мог с лёгкостью отыскать себе кого-то, кто мог бы создавать иллюзии. Или, например, менять свою внешность? Слёзы непроизвольно начинают собираться в глазах, когда она понимает, что видит Лиама. Лиама, которого держала в собственных руках, пока он умирал. Своего самого близкого и дорогого друга. Того, кто просто должен был стать ей охраной, но стал кем-то большим. Того, кто умер, чтобы они с Тейрном остались живы.

Все ещё остаёшься моей тенью, да? – мысленно вопрос в воздух задаёт, чтобы если это игра, то она прошла мимо неё. Потому что Лиам Майри и правда мог разломать её похлеще всех физических издевательств. Это нечто большее. То, что живет в её разбитом, но склеенном сердце. Его место в её грудной клетке особое. Ксейден называл его своим братом, но кажется, что это ей бы пристало считать его таковым. Кого ещё можно было спасать ценой своей жизни?

Ей не хотелось думать о том, как же сильно повредилось сознание, если она может его видеть. Если он явился к ней. Хотя если пришёл забрать с собой, то это не самый худший конец. Умереть рядом с его духом было бы огромной честью для неё.

Подпись автора

i understand me a little more with every rise and fall
обновки разоряют казну риорсона

Как бы ей хотелось, чтобы весь тот кошмар на военных играх был лишь игрой её воспалённого, неправильного воображения. Чтобы всё, что случилось с ними в Альдибаине, осталось лишь кошмарным сном, от которого, проснувшись, она бы очень и очень долго приходила в себя. Чтобы боль в грудной клетке не разрасталась от одного лишь воспоминания о том, кто не должен был становиться её другом, но стал. Кто не должен был умирать там — но умер. Но если даже избиения не помогают Вайолет очнуться, то что уж говорить об известном с детства методе — ущипни, и всё вернётся на круги своя. Нет, её омерзительное и жуткое испытание только началось. Сколько ещё ей торчать в этой комнате для пыток — неизвестно.

У Вайолет в голове вырисовываются далеко не яркие картины того, чем может закончиться её пребывание в «царстве» полковника. Того, кто славится своими методами допросов. Превыше всех возможных вариантов она ставит тот, где её жизнь обрывается под его радостный гогот и гадкую улыбку, растянутую от одного уголка губ до другого. Правда, прежде чем совершить казнь, нарушая Кодекс, ему нужна была информация. Этот герой, который всем своим видом пытался показать, что он защищает Наварру и короля, был лишь куском дерьма в её глазах. В глазах обычного кадета, которому швырнули правду в лицо так быстро и резко, что младшая Сорренгейл даже не поняла, где оказалась и чью сторону ей надо было занять. Если бы они — все, кто был при больших погонах, — не скрывали от кадетов, от народа настоящую правду, то всё могло бы быть по-другому. Всё.

Сначала кажется, что хуже издевательства и быть не может. Показать ей человека, который отдал свою жизнь, чтобы она дышала? Это самое мерзкое, что мог бы придумать Варриш. Но слова, которые доносятся до ушей, заставляют её глаза покрыться пеленой, наполняясь непрошеными, ненужными слезами. Кажется, что даже голос его — всё тот же. С одной стороны — родной, а с другой — почти забытый. Как бы ей хотелось, чтобы она всё ещё могла его слышать рядом. Живым. Но если для того, чтобы встретиться с ним вновь, нужно было всего лишь оказаться на грани, то это приятный подарок. Можно сказать, что самый лучший. За это она бы даже поблагодарила своего врага, который так надеялся разломать её и сломить её дух.

Картинка становится ярче, силуэт складывается воедино и будто бы перестаёт расплываться, и Сорренгейл может поклясться, что она видит его так, как видела, когда он был жив. Смотрит на него, не веря собственным глазам. Что ещё ей подмешали в еду или воду, чтобы вызвать такие галлюцинации? Что за травы способны на такое? И почему она так уверена, что это не игра против её разума, а собственное расстройство? Или, быть может, хочет верить? Хотя это видение скорее поможет ей сохранить рассудок, чем потерять его окончательно в окружении этих каменных стен. Или нет…

— Ты не должен был умирать, — изо всех сил сдерживая поток слёз, который грозился пролиться из глаз, шепчет, — Деи не должен был этого делать. — Вайолет чувствует, как её изнутри начинает колотить от всех эмоций, прикусывает нижнюю губу и закрывает глаза, стараясь взять под контроль все свои чувства, чтобы не быть слабачкой и не разреветься на этом грёбаном стуле. — Прости меня, — кое-как произносит, задыхаясь не столько от воздуха, сколько от нахлынувших эмоций.

Вайолет никогда не хотела становиться причиной его смерти. Она никогда не задумывалась, что станет той, из-за кого он уйдёт к Малеку, пусть он и стал кем-то вроде её личного телохранителя. Ведь… Лиам был лучшим на курсе. Он был тем кадетом, которого всегда ставили в пример всем остальным. Его чёткие движения, его собранность, его рациональный ум — всё это восхвалялось профессорами. Всё это должно было сохранить ему жизнь. Он должен был биться за свою жизнь со всеми, кто посмел бы напасть. Лиам Майри не должен был умереть из-за неё. Из-за её халатности… и из-за Даина Аэтоса с его ублюдской, беспрекословной верой в Кодекс, об который уже все давно вытерли ноги.

Словно лёгкий ветерок пронёсся мимо её пальцев. Улыбка, измученная, сама собой обрамила её лицо. Она просто не могла по-другому. Она всегда, каждый день старалась держать себя в руках. Не ради себя — ради всех остальных. Ради тех, кто ей был дорог. Чтобы не настали те дни, когда за ними придут вейнители. Нет, она знала, что их можно одолеть. Даже примерно представляла, где искать ответы, ведь не зря отец так много акцентировал её внимание на сказках в детстве. Теперь она уже точно была уверена, что он всё знал. Он готовил её к тому будущему, которое её настигло.

Вайолет открывает глаза, чтобы посмотреть туда, где находится её друг. Ей хочется навзрыд реветь от безысходности, но она не станет. У всех стен есть уши — и у этих тоже. Даже если Лиам — её больное воображение, то оно — её. Целиком и полностью. И ни за что в этой жизни она не покажет Варришу, когда тот вернётся, кто может её сломить.

Ей нравится мысль о том, что она не бывает одна. Потому что умирать в одиночестве ей бы не хотелось. А сейчас путь, по которому она идёт, слишком опасен. Верить в то, что она сможет выехать по воле Зинхала и из этой передряги, — она пока не верила. Зато теперь у неё был козырь в собственной голове.
Скрип двери заставляет её, несмотря на боль, чуть выпрямить плечи — насколько это возможно, с учётом всех верёвок. Её разум покрывается ледяной коркой. Глаза закрываются у девочки, которая готова была лить слёзы по умершему другу, а открываются у бойца, который не собирается просто так вручать ему победу в руки.

— Ну что, ты готова говорить?

И если раньше страх превалировал над волей, то теперь, когда за её спиной был он, Вайолет стала в десятки, если не сотни раз сильнее. Нет, она не может взять и сдаться. Не тогда, когда Майри отдал за неё свою жизнь. Не тогда, когда Тейрн и Андарна выбрали её своим всадником. Не в этой чёртовой жизни, где она смогла полюбить Ксейдена. Если её и предадут огню — то за то, что она не вымолвила ни слова.

Да, я бы себе тоже так говорила, если бы хотела успокоиться. Но что нам остаётся, не правда ли? Зато теперь я не боюсь этого стула. С тобой я всегда чувствовала себя в безопасности.

Ответом полковнику становится лишь тягучая тишина. Сорренгейл внимательно следит, как за ним вереницей входят его помощнички. Смешно, что великий полковник Варриш не может проводить столь интересные экзекуции самостоятельно, а вынужден прибегать к помощи каких-то там солдат.

— Приведите её отряд, — летит дельный совет со стороны, — Она сломается, как только вы возьмётесь за них.

Вайолет стоило огромных усилий не зарычать на неё, подобно зверю. Интересно, эта сука знала, что происходит? Знала ли, кого покрывает? Или ей так же запудрили голову, как и всем в Басгиате? Сорренгейл сжимает зубы посильнее, стараясь вести себя максимально хладнокровно. Если они и приведут всех её друзей, то им придётся справиться со всем. Другого выхода нет. Ни у кого не будет права на ошибку. Но как же ей хотелось, чтобы этого не случилось! Она готова оставаться тут наедине с Варришем сколько угодно — лишь бы её друзей не отправили на такие же пытки.

— Во время учений не сломалась, — ответил Варриш. — А если их привести, они поймут, что случилось, и, учитывая метку на руке Имоджен Кардуло, сомневаюсь, что она захочет стереть их воспоминания. Ещё и их казнить? Это очередная, отдельная проблема.
— Девера и Эметтерио спрашивали, где Сорренгейл, как и весь её отряд. Сегодня она пропустила занятия.

Если они заговорили о профессорах и их вопросах только сейчас, значит, сейчас понедельник. Ри, Ридок, Аарик, Сойер, Гаррик и Имоджен… Они поймут раньше Ксейдена, что что-то не так, но едва ли смогут что-то с этим сделать. Ксейден же… Он поймёт лишь к выходным. И он ничего не сможет сделать. Если покинет форпост, то Варриш объявит его изменником. Броситься мне на помощь — значит потерять всё, ради чего он старался многие годы. Нет, Риорсон на это не пойдёт. Его цели были превыше всего. Превыше меня. И я его не виню, Лиам, правда. Я всё понимаю. Жаль, что мне не хватало этих знаний раньше... Может тогда она бы не сказала ему тех обидных слов.

— Мы можем прекратить юлить и поговорить начистоту, — предложил Варриш, подходя ближе к Вайолет и опускаясь на уровень её глаз. — Мы можем на равных обменяться информацией. Ты расскажешь мне, для чего тебе нужны чары. Я отвечу на вопросы, почему мы не вмешиваемся в дела Поромиэля, — он делает паузу. — Ведь мы оба знаем, что дракона твоего друга убили не грифоны, — медленно растягивает полковник, наслаждаясь её реакцией.

Он попадает в её самую больную точку, даже не ведая об этом. Заставляет вздрогнуть и почувствовать, как внутри организма набирает обороты безудержная сила, подпитываемая ненавистью к каждому, кто виноват в том, что случилось с Лиамом. И не только с ним одним. В целом — с тем, что они отправились туда, на бой с вейнителями, против которых у них не было ни единого шанса. И тем не менее, единственным ответом ему служит лишь тишина.

— Знаешь, какая у меня печать, кадет Сорренгейл? Почему я так хорош при допросах? Она засекречена, но мы же все здесь друзья? Я вижу людские слабости. Если честно, когда мы встретились, ты меня удивила, ведь я не увидел… ничего. Кто-то научил тебя закрываться. И признаю — ты в этом хороша, — он придвинулся ещё ближе, пальцами проводя по руке Вайолет, заставляя её предвкушать очередные сломанные кости. Но и только. — А хочешь знать, что я вижу теперь, когда мы отрезали тебя от твоей силы? Кадет Сорренгейл, твои слабости — это люди, которых ты любишь. И у меня такой большой выбор. Командир отряда Маттиас и вообще весь отряд, твоя сестра, твои драконы, — его губы исказила кривая улыбка. — Лейтенант Риорсон.

Она старалась держаться изо всех сил. Как могла. Но последнее имя выбивает почву из-под ног. Он — её самая большая сила и самая огромная слабость. Но что самое ужасное в этом всём — они связаны. Связаны через Тейрна и Сгаэль, о чём Бертон знает. Если он захочет избавиться от Ксейдена, то ему всего лишь надо будет проткнуть её мечом — и дело с концом. Но он всё ещё этого не делает. Лишь приходит, ищет её слабые точки и старается всеми способами вытащить информацию. Что ему надо? Если бы она только могла нормально соображать! Если бы он тут не держал её уже несколько дней! Если бы она только поняла, какую реальную цель он преследует, чтобы постараться перевернуть его игру!

— И ты наверняка думаешь, что он явится за тобой, да? Что он спасёт тебя, в то время как твоя родная мать из-за тебя пальцем о палец не ударила?

Ей хочется плюнуть ему в его самодовольную, нахальную рожу, но во рту словно образовалась пустыня. Может, оно и к лучшему. Так она избавит себя от новых ссадин, царапин, синяков — да сломанных костей.

Нет, Ксейден не поступит так. Это не только его революция — это ещё и продолжение дела его отца и родителей всех меченых, за которых он поручился. Он ни за что не позволит Варришу взять себя в ловушку. И он точно знает, что его тут ждут. Он не посмеет. Не рискнёт всем. Он должен думать о людях, о народе. О правде. О победе.
А я? Я сильная, да, Лиам?
А сильные люди должны уметь справляться со врагами сами.

Подпись автора

i understand me a little more with every rise and fall
обновки разоряют казну риорсона

Сердце рвётся из грудной клетки. Как бы мне хотелось, чтобы этот его голос в голове был настоящим, а не бредом моего воображения. Но что бы он мне ни говорил, как бы ни продолжал поддерживать, я старалась углядеть где-то подвох, ведь боги не могли сотворить такое чудо. Разве хоть один из них вообще способен вот так вот оставить его где-то подле меня во имя того, чтобы я просто-напросто не сошла с ума наедине с этими психопатами, которые решили, что они должны вершить судьбы людей во всём королевстве? Конечно, нет. Если бы они могли обретать физическую оболочку, то от Гедеона я бы точно получила смачную оплеуху. Разве не я — та, которая готовилась к поступлению в квадрант писцов, — должна знать всё самое главное? Разве не должна я воздвигать на пьедестал рациональность? Вместо этого сейчас я стараюсь возвести в абсолют его, продолжая наивно надеяться, что всё же — Лиам настоящий. Что голос в моей голове принадлежит не моей больной фантазии, а моему другу. Потому что от одного осознания, что он здесь, рядом со мной, внутри маленьким огоньком загорается надежда, что я справлюсь. С его помощью я не сломаюсь. Не позволю никому из этих людей, которые так отчаянно пытаются вытрясти из меня информацию, получить от меня даже крупинку чего-то совершенно не стоящего их внимания — не говоря уже о всех наших секретах и тайнах. И тем не менее доверия во мне куда меньше, чем обычной надежды.

Мои сомнения преследуют меня ровно до того момента, пока Лиам не говорит, что он бы снова пошёл на всё это. Снова бы отдал их с Деи жизни, чтобы спасти нас с Тейрном. Тогда-то меня и простреливает, что это не могут быть мои личные мысли, выдумки, игра воображения. Нет, будь это я, то сказала бы себе, что всё исправила бы. Что нашла бы выход — чтобы либо спасти всех, либо... Либо наврала бы с три короба, что сделала бы всё, чтобы выжить, тем самым успокаивая себя. Чтобы не разъедало изнутри это чувство, словно я — катализатор всеобщих бед. Моё подсознание никогда бы не вывернуло наизнанку меня вместе со всей этой нескончаемой болью, которая до сих пор преследует в кошмарах.

Мерзкий голос Варриша заставляет отвлечься от собственных размышлений и нашего спокойного, а главное — куда более приятного разговора. Мы бы могли проболтать с Лиамом не один день, а множество — оставь он меня с ним наедине. Но этот ублюдок не мог ждать. Видимо, время его поджимало. Да, так сильно, что он готов был пойти на любые хитрости, чтобы хоть как-то продавить меня. О, нет. Простите, майор, но теперь я просто не имею права опускать руки. Не тогда, когда рядом со мной самый светлый человек, который погиб из-за того, что вы все трусливо поджали хвосты и решили хранить тайны от всего королевства. И вот, я верю в себя, решаюсь быть сильной и несгибаемой. Но… всё опять идёт наперекосяк. Стоит ему упомянуть Ксейдена — как вся моя воля испаряется, маска даёт трещину, и я становлюсь обычной девчонкой, которая просто хочет, чтобы всё закончилось. Не важно — какими способами. Главное — чтобы прекратили наконец-то причинять боль тем, кого я люблю.

От того, чтобы упасть в свою яму отчаяния, страха и полной безнадёги, меня спасает то, что я могу отвести взгляд и попытаться сосредоточиться на Лиаме, которого, к своему счастью, могу видеть. Его глаза всё такие же яркие. В них словно собралась вся добропорядочность человечества. Жаль, теперь оно потеряно — в его лице. Он всеми правдами и неправдами старается держать меня в узде. Когда эмоции захлёстывают и готовы уже поглотить меня в тёмную пучину, он становится самой яркой вспышкой, к которой я отчаянно тянусь.

И, тем не менее, когда я вновь обращаю взгляд на Варриша, который так противно произносит слово за словом, смакуя предстоящую встречу с Ксейденом, чувствую, как всё коченеет. Он сделал поистине потрясающий ход. Гадкий, скользкий, достойный его и его ублюдочной репутации на все сто процентов. А я? Я опять стану той, кто уничтожит всё, чего он добивался. Другое время, другая ситуация — и очередная Сорренгейл, которая уничтожает всё, что дорого другому Риорсону. Если бы Гедеон даровал мне больше мудрости, то я бы и правда держалась от него подальше после всего, что случилось в Альдибаине. Тогда мы бы не оказались в этой ситуации. Но нет! Я так отчаянно его желала, что даже выстроенные мною стены от обиды на сокрытые тайны не смогли ничего сделать с тем, чтобы наши прямые стали параллельными.

На доли минуты мой мозг будто бы отключается, настраиваясь на какую-то свою волну. В голову лезут отвратительные картины, где майор пытает человека, которого я люблю всем своим сердцем. Одно представление отзывается бешеной болью в каждой собственной ране, сломанной кости. Нет-нет-нет, только не его. Пусть продолжает со мной. Я привыкла к этой боли с самого детства. Ксейден не должен здесь оказаться. Нет. Он просто-напросто не выйдет отсюда живым. Даже если они не вытянут из него информацию — то точно похоронят. Причём уверена, что это будут делать медленно и с таким изяществом, какого Варриш не дарует даже мне. Чувствую, как вот-вот сорвусь, чтобы выдать хоть какую-то информацию, чтобы заставить его поверить в то, что я буду сотрудничать.

Лицо Лиама вдруг резко появляется перед моими глазами, полными ужаса. Если вся рациональность во мне уже была мертва, то его голова оставалась холодной. И как же хорошо, что он был у меня — был рядом со мной. Потому что сама я сейчас не была способна действовать правильно. Эмоции зашкаливали, мешали. Кажется, что я даже чувствую руку друга на своей коленке. Не знаю, что это такое — может, наваждение. А может, боги тоже хотят, чтобы я была собрана. Чтобы вышла отсюда живой и остановила всё это безобразие.

Он считал меня инструментом? Считал, что я — всего лишь пешка, которую можно было разменять? Это всколыхнуло внутри совершенно иного рода ощущения. Он, как и все, продолжал воспринимать меня как девчонку, которая ничего не стоит. Бертон Варриш верил, что он умнее меня. Что я — это лишь плевок на пути к цели, которую он поставил перед собой. Нет! Я — Вайолет Сорренгейл. Я — дочь генерала, но что самое для него ужасное — я дочь писца. Мой отец с детства старался вложить мне в голову всё самое важное и нужное. Он хотел, чтобы я была не ведомой, а ведущей. Иначе зачем всё то, что он так аккуратно, но завуалированно мне вкладывал в голову? Я не просто какой-то там кадет, у которого манифестировалась редкая печать. Нет. Я — та, кого выбрали два дракона. И один из них — Тейрнианах. И если он об этом забыл, то, кажется, пора ему напомнить. И тут мне очень и очень играет на руку информация, которой я владела.

— Соласу нравится прятаться? — он решил, что может добивать меня и играть на моих чувствах? К его несчастью, я тоже знаю его слабое место. А ещё об этом знает Тейрн. — И ты правда думаешь, что Тейрн не знает, что это ты замешан в том, что наша связь не работает? — в горле пересыхает, и между словами я начинаю кашлять, но не сдаюсь и продолжаю свой монолог: — Может быть, ты и охотишься на Ксейдена... — самая победоносная улыбка растягивается от одного уголка моих губ до другого. — Но Тейрн прямо сейчас охотится на Соласа. И он отыщет его в любой известной и неизвестной долине, провинции, другом королевстве или самой крохотной дыре. Везде, куда бы он ни спрятался, — даже смотря на него снизу вверх, я чувствую, как моя аура становится сильнее с каждым словом и какой вред она причиняет ему — этому майору, который решил, что он продумал всё до каждой секунды. — И ты слабее в обоих случаях. Может, я и умру в этой камере, но ты... ты умрёшь вместе со мной! — последнее я едва ли не выплёвываю вместе с кровью, которая медленно начинает наполнять мой рот. Потрескавшиеся губы от разговоров дают о себе знать.

— Если я не могу убить тебя — это ещё не значит, что я не могу ломать тебя снова и снова, пока он не прилетит. Нам с тобой будет очень весело.

Я провожаю его таким взглядом, будто на самом деле не меня ждут пытки, когда он вернётся, а его. Мысленно умоляю, чтобы Тейрну удалось найти его блядского дракона — и в этот раз не просто лишить его глаза, но и жизни, чтобы и эта гнида отправилась к Малеку. Такие, как он, не должны дышать воздухом.

— Не бросай меня, — опуская голову вниз, шепчу Лиаму.
***
Варриш стал ещё более ожесточённым в следующие дни, которые соединились в единую картину. Видимо, он решил, что моя жизнь должна стать адом на земле. Зато я знала, что каждый его удар, каждая моя сломанная кость — это его крик о том, что он проигрывает. Так он выплёскивал собственные эмоции от безысходности. Ксейден не прилетал, на что он так рассчитывал. Его грандиозный план трещал по швам, и единственное, что ему оставалось — это уничтожать меня. Пусть и медленно. При всём при этом внутри меня горел крохотный огонёк, который всё никак не хотел затухать — и всё благодаря Лиаму. Я пила и ела всё, что они давали, поддерживая собственную жизнь, если моё существование в этой камере ещё можно было ею называть. Интересно, что майор неоднократно прибегал к услугам целителя и супер-пупер восстановителя в лице Нолана. Теперь меня от него воротило. А ведь когда-то я считала, что могу доверять ему целиком и полностью. Как же я была слепа!

Когда майор вновь объявился передо мной, я была ещё в более худшем состоянии, чем в первые дни. Все рёбра были нагло переломаны от его сапог, которыми он с радостью пинал меня, когда старался выбить информацию. Левая рука сломана. Всё тело покрывали синяки. Можно сказать, что я сама была прекрасным представлением слова «синяк». Боль стала моим полноправным спутником — как и образ Лиама. Я уже успела забыть, каково это — не чувствовать ничего. Зато наслаждалась компанией близкого друга, пусть и в такой отвратительной ситуации.

— Сначала я думал привести сюда твоего старого друга Джека Барлоу, чтобы дать ему шанс отомстить, — почти что мурлычет майор, отчего я понимаю, что в этот раз игра будет ещё каверзнее. — Однако подумал, что он слишком непредсказуем и сможет тебя убить раньше, чем я достигну собственных целей. Потому у меня для тебя есть ещё куда более изысканный сюрприз, — от его улыбки мне становится не по себе.

Варриш выходит из камеры, оставляя меня вновь наедине с кружащим потоком самых разных мыслей. Неужели он наконец-то решился привести кого-то из моего отряда? Столько времени ждал, надеялся и верил, что я сдамся — а теперь плюнул на всё сам? Зинхал, прошу, отсыпь мне хоть каплю удачи! Пусть это просто будет какая-нибудь новая сыворотка — что угодно, только не люди, которые мне дороги.

Отредактировано Violet Sorrengail (2025-05-05 17:27:22)

Подпись автора

i understand me a little more with every rise and fall
обновки разоряют казну риорсона