Когда первый раз её сознание начинало приходить в себя, Вайолет поначалу старалась изо всех сил восстановить события, которые привели её к тому, чтобы сидеть скованной по рукам и ногам на каком-то блядском стуле в не самой комфортной камере во всём Басгиате. Осознание того, что в её положении полностью виноват Нолан, выворачивало её наизнанку. Нолан, который всегда ей был едва ли не ближе всех остальных профессоров в Басгиате! Нолан, который знал её с пелёнок, потому что ей требовалась его помощь каждый раз, когда она, не опрометчиво, могла спрыгнуть со ступенек вниз и вывихнуть ногу в лучшем случае, а в самом худшем — сломать. Нолан, на которого она всегда хотела надеяться в своей голове, не рассчитывая на то, что он вонзит ей нож прямиком в спину. Человек, который, даже опаивая её, твердил, что не хотел, чтобы она пострадала — трус. Трус, который знал, что происходит. Он знал, какую правду все скрывают, и предпочитал молчать, а не бороться. Выбрал свою тёплую кровать в Басгиате, не думая о всех тех людях, которые подвергаются безжалостным нападениям вейнителей. Интересно, сколько по его мнению они ещё смогли бы держать оборону? Или всё это меркло перед тем, что он бы смог дожить свою спокойную жизнь под чарами?

Бёртон Варриш — самая гадкая отрава, которая могла появиться в Басгиате. Человек, который совершенно не заслуживал носить форму всадника, и тем более находиться в академии, где обучались кадеты. Этот больной ублюдок со своими странными наклонностями к издевательствам должен был отправиться к Малеку вместо тех, кто распрощался со своими жизнями, пока он мастерски проводил свои допросы. О, теперь Сорренгейл и сама смогла понять, что же такого в них было. Кто бы знал, что в майоре сидит такой монстр! Наверное, с каждым новым ударом этот садист получал удовольствие. По-другому объяснить его рвение к тому, чтобы оставить несметное количество синяков, разорванных ран и сломанных костей она не могла.

Этот напыщенный урод, вместе с Ноланом и другими своими шавками, думали, что с легкостью смогут выбить из неё информацию. Даже если бы сейчас он довёл её до состояния, когда Вайолет начала бы захлёбываться кровью, то хер там пел, она бы показала ему себя разломанную. И она всё также продолжала бы искать всевозможные лазейки, чтобы обойти печать Норы. Зря что ли столько книг перечитала? Не просто так отец её к писцам готовил! Единственное, что смог бы увидеть Варриш, окажись она на волоске от смерти — это её самую гадкую улыбку, которая сообщила бы ему, как он облажался. Что он проиграл, не добыв ни грамма нужной информации. А Ксейден выиграл, потому что смог покинуть Басгиат, а значит, сможет доставить дневник Бреннану. У Аретии будет шанс поставить чары, и это того стоило. Всё это, все её страдания, стоили того, чтобы видеть, как Варриш мечется, как уж на сковороде, стараясь выпытать из неё хотя бы крупицу какой-то информации. Почему? Потому что до ужаса боится следующего хода своих врагов. Жаль, что врагами он считает не тех, кого стоило бы.

Второе пробуждение в камере в десять раз дерьмовее первого. Каждая клеточка тела напоминает о том, с каким искушением и наслаждением Варриш старался не только выбить, но и выломать из неё информацию. В голове кружатся ещё слишком свежие воспоминания о том, каким медлительным он был. Чтобы она прочувствовала каждую секунду той невыносимой пытки, которую он ей уготовил. Боль, к которой Вайолет привыкла с самого детства, старалась сожрать её в этой камере, она была неистовее, чем прежде, потому что концентрироваться на чём-то другом девушке было очень сложно. Пока рядом не было свидетелей, Сорренгейл была готова сдаться на милость Малеку. Отпустить вожжи, пока никто не становился свидетелем её провала, было легче. Она не верила, что кому-то будет под силу вытащить её отсюда, пусть больше всего на свете ей и хотелось, чтобы Ксейден пришёл за ней. Но он не посмеет. Не подставит под удар всё, ради чего трудился столько времени. И даже будь у неё связь с ним или Тейрном, она бы сама не смогла его просить о таком, зная, что для него значит революция, частью которой стала и она сама.

Она медленно распахивает глаза, чтобы оценить обстановку. Хотя едва ли ей это нужно. Вряд ли она выберется отсюда живой. Картинка плывёт, не давая ей анализировать всё с идеальной точностью. Ей кажется, что она кого-то видит. Кого-то до боли знакомого, отчего сердце сжимается, пропуская удар за ударом. Неужели ей настолько плохо, что уже начинаются галлюцинации? Или кто-то играется с её сознанием? От Варриша можно было ожидать чего угодно. Если он привёл человека, который владел печатью распознания правды, то мог с лёгкостью отыскать себе кого-то, кто мог бы создавать иллюзии. Или, например, менять свою внешность? Слёзы непроизвольно начинают собираться в глазах, когда она понимает, что видит Лиама. Лиама, которого держала в собственных руках, пока он умирал. Своего самого близкого и дорогого друга. Того, кто просто должен был стать ей охраной, но стал кем-то большим. Того, кто умер, чтобы они с Тейрном остались живы.

Все ещё остаёшься моей тенью, да? – мысленно вопрос в воздух задаёт, чтобы если это игра, то она прошла мимо неё. Потому что Лиам Майри и правда мог разломать её похлеще всех физических издевательств. Это нечто большее. То, что живет в её разбитом, но склеенном сердце. Его место в её грудной клетке особое. Ксейден называл его своим братом, но кажется, что это ей бы пристало считать его таковым. Кого ещё можно было спасать ценой своей жизни?

Ей не хотелось думать о том, как же сильно повредилось сознание, если она может его видеть. Если он явился к ней. Хотя если пришёл забрать с собой, то это не самый худший конец. Умереть рядом с его духом было бы огромной честью для неё.

Подпись автора

shake off the devil run like a rebel
обновки разоряют казну риорсона