Эмпирей. Четвертое крыло

Объявление

Добро пожаловать в военную академию Басгиат
Учебный год в самом разгаре, началось самое важное событие в жизни любого всадника — Молотьба.
Связывайтесь с драконами. Оглядывайтесь по сторонам: бездраконные начали убивать.
Добро пожаловать на Двор Роз и Шипов!
Могла ли знать девятнадцатилетняя Фейра, что огромный волк, убитый девушкой на охоте, — на самом деле преображенный фэйри? Расплата не заставила себя ждать.

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Эмпирей. Четвертое крыло » Our history » в добрый путь!


в добрый путь!

Сообщений 1 страница 4 из 4

1

// в добрый путь! //

https://i.ibb.co/yvxHpDr/ezgif-49c54581ddbf83.jpg https://i.ibb.co/7JcFNsXF/ezgif-4434399b46b5b5.jpg

Mira Sorrengail (Sloane Mairi) & Lilith Sorrengail (Xaden Riorson) & Violet Sorrengail 15 июля, кабинет генерала Сорренгейл (до прохождения Парапета)
Сорренгейлы - всадники. Не писцы.

Подпись автора

i understand me a little morehttps://forumupload.ru/uploads/001c/63/27/21/906387.gif https://forumupload.ru/uploads/001c/63/27/21/108279.gifwith every rise and fall
обновки разоряют казну риорсона

+2

2

Дракон – не просто огромное ревущее разумное создание, а самый лучший и близкий друг. Крыло, в которое тебя отправляют служить после обучения в Басгиате – твоя семья которая будет с тобой до последнего вздоха, до последней капли крови, пролитой в бою. Так нас учат в квадранте всадников. Но катитесь вы все к Малеку, моя семья – Вайолет – единственный родной человек. Хрупкая, умная, упрямая Вайолет, с её тонкими пальцами, вечно перелистывающими страницы отцовских книг. С её тихим смехом, который звучит, будто шелест пергамента. Есть, конечно, ещё мать… Но она становится врагом в тот самый момент, когда я узнаю, что она, Малек забери её душу, задумала. Лилит Сорренгейл, должно быть вообще сбрендила, если решила отправить свою младшую дочь вместо квадранта писцов, к которому она готовилась всю свою жизнь, читая с нашим уже покойным отцом книги, в квадрант всадников. Был бы жив папа… и Бреннан… Тогда бы мать ни за что не посмела бы провернуть такое. Они бы ей не позволили. Но есть ещё я. И я буду защищать свою младшую сестру до последнего, потому что она – лучшее, что осталось от нашей семьи.

День новобранца – когда-то я ждала этот день с трепетом, от которого кровь стучала в висках, а сердце рвалось из груди. Я готовилась к нему многие годы и уже была очень неплоха в рукопашном бою. Представляла, как потом, впервые заберусь в седло, как почувствую под собой мощь дракона, как ветер будет рвать волосы, а земля – уплывать далеко-далеко вниз. Но в этом году…  этот день оборачивается кошмаром. Я плюю на все правила и законы, когда выбираю уйти в самоволку с границы и оставить Восточное крыло без дракона и бойца. Тейн, мой дракон, рвётся вперёд, его крылья рассекают облака, а рёв – ночную тишину. Я впиваюсь пальцами в его чешую, чувствуя, как под ней пульсирует жар. Не раз прошу_приказываю дракону лететь ещё быстрее, чтобы успеть заранее и попробовать переубедить мать не совершать самую непоправимую глупость в своей жизни. Ведь Вайолет не Бреннан или я… Она не рождена для седла. Она другая, она больше похожа на отца и характером, и увлечениями, да и стремлениями в жизни тоже, не то, что мы с братом. Мы всегда хотели стать всадниками на драконах и стали ими с гордостью и величием. Но вот сестра… Она будет самым лучшим за все времена писцом, но никудышным всадником. А мама будто обезумела, а вслед за ней обезумела и я, что даже мой собственный дракон сдался и позволил улететь со службы, а до этого допустил до своей чешуи после очередной линьки. Я собирала её с почти благоговейной осторожностью. Каждый кусочек – твёрдый, переливающийся, хранящий тепло его тела. Потом просила всадника, печать которого позволяет делать большие вещи маленькими и наоборот, уменьшить её до нужных мне размеров. Хорошо, что он не задавал мне лишних вопросов, может быть этому поспособствовала хорошо проведённая со мной ночь накануне или потому что в моих глазах горело что-то, от чего даже бывалые вояки предпочитают не лезть с расспросами. В любом случае – неважно, главное, что я успела всё это провернуть, а потом ещё и сшить для младшей сестры корсет, свойство которого защитить её хотя бы немного.

И вот в итоге я всю ночь лечу на своём драконе, чтобы попытаться спасти сестру от решений нашей матери. В рюкзаке, который я собрала с собой лежит корсет, рубашка, кожаные брюки, сапоги, которые я заказала специально для неё на резиновом ходу на всякий случай и несколько кинжалов. Всё это я собиралюсь отдать сестре, как только её увижу и, если не смогу переубедить нашу мать, хоть немного подготовлю к прохождению Парапета.

Я взлетаю по ступеням крепости на самый верх, преодолеваю каменный коридор, ведущий в кабинет матери с самой быстрой для себя скоростью, пролетаю и мимо стражи, не позволив им как-либо отреагировать на моё появление и без стука врываюсь в кабинет генерала Сорренгейл. Но мне плевать на её должность сейчас и на её возможности, потому что в эту самую минуту для меня нет ничего важнее, чем попытаться переубедить её. Заставить изменить своё решение.

– Ты спятила, если решила провернуть это всерьёз! – Стоило мне только переступить порог, как начинаю грубо выражать своё мнение, не заботясь о том, чтобы дверь за мной закрылась. – Она всю жизнь готовилась стать писцом! Её не готовили во всадники! – Я сбрасываю свой рюкзак с плеч на пол и подхожу к столу, разъединяющему меня и мать.

– Ты посылаешь свою младшую дочь туда, где её ждёт погибель! – Мой голос срывается на крик. И мне всё равно, что мы находимся в кабинете матери и я сейчас ору на генерала. – У неё нет ни единого шанса! – Сверлить мать глазами – это единственное, что я сейчас могу. Я бы кинулась драться с ней, будь от этого хоть какой-то, хоть маломальский толк. – Хочешь, чтобы она принимала непосредственное участие в защите страны, а не сидела среди писцов, записывая произошедшие события, отправь её в пехоту! Но, не, чёрт возьми, во всадники, мама! Это… это.. просто… – Я будто бы задыхаюсь и замолкаю. Словно кто-то сжал горло, перекрыв воздух, – звук обрывается, оставляя после себя только хриплый шёпот. Веки тяжелеют, и я закрываю глаза, будто пытаясь спрятаться от её взгляда. Всего на секунду. На один короткий, жалкий миг. Но даже в темноте за веками я вижу её. Не мать. Не ту, что когда-то поправляла мне волосы, нежно заплетая их в косы, когда те были ещё длинными. Не ту, что смеялась, глядя, как мы с Бреннаном гоняемся друг за другом и подтруниваем над Вайолет. Нет. Сейчас передо мной генерал. Холодный. Непреклонный. Её глаза – как закалённая сталь, без трещин, без слабости. В них нет ни капли сомнения. Ни искры материнской любви. И в этот момент надежда умирает. Я знаю этот взгляд очень хорошо. Видела его – на советах, в кабинетах командования. Генерала не пробить эмоциями. Генерала не заставить дрогнуть. Если бы можно было – её место давно занял бы кто-то другой.

А я… Я просто стою здесь, сжав кулаки до боли, понимая, что уже проиграла, но не собираясь сдаваться так легко. Упёртость – это отличительная черта Сорренгейлов, и я этой чертой тоже обладаю.

+3

3

[nick]Lilith Sorrengale[/nick][status]Мать года[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/001c/63/27/2/179833.png[/icon][LZ]<p class="lz-name"><a href="ссылка_на_анкету">Лилит Сорренгейл, 52, генерал Наварры</a></p><p class="signet">печать: заклинатель бури </p><p class="lz">Пока горит огонь и всё горит внутри, ищу я путь к тебе и не могу найти.
Не затихает шторм, он рвётся из груди.</p>[/LZ]

День новобранца — самый волнительный день в жизни любого человека, который хочет связать свою жизнь с военным ремеслом, и неважно, в какой квадрант он поступает: к целителям, которые облачаются в бело-голубую форму и занимаются тщательным изучением человеческого тела, травничеством и изобретением новых лекарственных отваров; к пехотинцам, которые предпочитают форму темно-синего цвета с золотыми вставками и являются основной военной мощью страны; к писцам, которые выбирают для себя неприметные накидки песочного цвета, чтобы знания были на первом плане, и занимаются тем, что ведут военные сводки, доносят до населения все новости и помогают в стратегических миссиях; или в квадрант всадников, которые облачаются во всё черное, отказываются от прежней жизни и отдают свою судьбу на милость дракона.
Основные квадранты тестируют новобранцев заранее, и их испытания не смертельно опасны.
Если кандидат не может справиться с заданием, то его просто отправляют обратно домой с письмом от руководства академии, в котором расплывчато указывается причина несоответствие уровня подготовки.
Но в квадранте всадников все иначе: не сдать финальное испытание перед зачислением в кадеты означает гибель.
   Люди ошибочно считают, что всадники драконов носят черное лишь потому, что так они выглядят менее приметно на своем драконе, на самом деле черный цвет скрывает кровь и пот, которые постоянно окружают человека, прошедшего свой путь от башни к парапету и на другую сторону.
Черный символизирует траур и боль, которая навсегда впечатывается в человека и обволакивает его как вторая кожа.
С этого момента пути назад не существует, каким бы сильным ни был человек, как бы сильно он ни готовился, в нем все равно что-то надламывается, и он изменяется навсегда.
Всадники считают, что обучение помогает им стать собой, снимает всю шелуху и притворство, обнажая их настоящее Я.
Но они ошибаются, это место будто имеет свой разум и характер и оттачивает свое Я в тех, кого принимает.
    Вот уже несколько часов я стою и смотрю в окно, всю прошлую ночь я так и не смогла уговорить себя хоть немного поспать. Сначала я пыталась, но после того как не смогла даже на мгновение закрыть глаза, просто плюнула на это дело, перестала себя обманывать и вернулась в свой кабинет, к бумагам и отчетам, которые для меня подготовил Аэтос.
Сегодня моя младшая дочь, которая так сильно мне напоминает любовь всей моей жизни, отправится в место, которое причинит ей не только физическую, но и душевную боль.
Вайолет так часто ломала кости и так часто вывихивала свои суставы, что я уверена, она испытывает куда больше боли, чем я или любой мне знакомый человек.
Я верю в свою дочь так, как верю в свои собственные силы. Но невозможность открыть ей правду делает мои поступки в ее глазах бессмысленными и жестокими.
В глубине души я понимаю, что однажды, когда правда раскроется миру, она сможет меня понять или даже простить.
Но разумом осознаю, что прощения не заслуживаю.
Мой младший ребенок всю жизнь готовилась к изучению истории, к познанию мира через записи былых событий, словно была рождена для этого, была слишком одарена...
Зная свое дитя, я понимаю, что не в ее характере смотреть на то, что делает Наварра, на то, что по-настоящему происходит в мире, она бы нашла способ вывернуть эту реальность наизнанку и вырвать своими тонкими пальцами правду, которую бы вытащила на этот свет. Я очень этого хотела, мы с Ашером мечтали о том, что наши сильные дети способны положить многовековой лжи конец, что смогут сделать то, на что ни у него, ни у меня не хватало сил и смелости. И это эгоистично с нашей стороны.
   Поэтому, когда восемь месяцев назад Льюис пришел ко мне в кабинет и радостно провозгласил, что теперь его дело продолжит моя младшая дочь, а после он со спокойной душой отправится на пенсию, я сказала Вайолет, что она может закончить свое начальное обучение как писец, но потом она отправится в квадрант всадников.
Своими словами я разбила ей сердце, но я поступала так, как делала всегда – защищала свою семью.
   Мира влетает в мой кабинет, словно одна из бурь, которые мне подвластны, но в отличие от природной стихии, Мира всегда идет мне наперекор, всегда открыто бросает вызов. Я узнаю в ней черты себя сильнее, чем в ком-либо, она словно мое зеркальное отражение. Отражение, которое не связано с клятвами и тайнами, разъедающими душу.
За ее спиной я успеваю заметить озадаченно-виноватое лицо стражника, который осознает свою беспомощность. Я слегка киваю ему головой, чтобы он закрыл дверь и делал вид, что все в полном порядке.
– Ты спятила, если решила провернуть это всерьез! – кричит моя средняя дочь еще до того, как дверь закроется. Ее крик все равно будет хорошо слышен сквозь дубовую дверь, но в закрытом состоянии хотя бы создается видимость приватной беседы.
– Ее всю жизнь готовили стать писцом! Ее не готовили во всадники! Мира бесцеремонно сбрасывает свой рюкзак на пол, я морщусь в этот момент – моей дочери определенно не хватает капельки женственности.
Разъяренная фурия из царства Малека, с лицом лейтенанта Сорренгейл, подходит ближе ко мне, и нас разделяет лишь мой письменный стол.
– Ты посылаешь свою младшую дочь туда, где её ждёт погибель! Понимая всю безысходность ситуации и осознавая, насколько её действия бесполезны, Мира переходит на крик.
Её захлёстывают эмоции, и я её хорошо понимаю, я даже осознаю, сколько времени она тренировала свою речь, чтобы попытаться противостоять мне.
Но и я, и Мира осознаем, что решение было принято не вчера, и отменить его невозможно.
– У неё нет ни единого шанса! – произносит она громче положенного, но хотя бы не так громко, как первую фразу.
Я молча смотрю на неё. Я стараюсь её рассмотреть получше, хоть и скрываю это. Я не видела её довольно давно, и для той, кто качала её в колыбели и привыкла подмечать каждое, пускай и незначительное изменение, моя дочь предстала совершенно другой, чем я видела её в последний раз.
Возле глаз появились мелкие морщины, кожа стала более загорелой и обветренной от бесконечного патрулирования неба.
Но всё же это была моя Мира, всё такая же безрассудная и храбрая, готовая убивать и быть убитой во имя своей семьи, во имя Вайолет.
   Мира делает небольшую паузу, то ли ожидая моего ответа, то ли переводя дыхание, но даже в такой момент она не заканчивает бой, а лишь переходит в его новую фазу.
Моя дочь сверлит меня глазами в попытке разбудить голос совести. Как жаль, что она не знает, что это невозможно с тех пор, как мы сожгли все, что принадлежало ее отцу.
– Хочешь, чтобы она принимала непосредственное участие в защите страны, а не сидела среди писцов, записывая произошедшие события, отправь её в пехоту! Но не, чёрт возьми, во всадники, мама! Этоэтопросто… Последние слова получаются обрывистыми, будто ей не хватает воздуха в комнате или она исчерпала все доводы, которые имела.
Я продолжаю молчать, однако последние слова дочери меня сильно задевают. Да, Вайолет, может, на первый взгляд и не предназначена для неба, но отправить ее к пехотинцам?! Большинство из них беспомощны на поле боя, и если случится так, что ее отряд столкнется с грифонами, или, того хуже, у Вайолет не будет вообще шанса на выживание, и это несмотря на тот факт, что Мельгрем охотно раздает пехоте бессмысленные приказы, используя ее как мясной заслон.
Нет, никто из моих детей никогда не наденет темно-синюю форму смертников, ни тогда, когда я дышу.
Я даю Мире шанс высказаться, точно обозначить чудовище в данной ситуации, чтобы в будущем еще сильнее укрепить ее связь с Вайолет, если это было возможно.
Помогаю выплеснуть злость, что ее переполняет, чтобы та не сжирала ее изнутри. Я замечаю, когда глаза дочери закрываются и она пытается справиться со своими эмоциями.
Борюсь с чувством подойти к ней, обнять и объяснить свои поступки, свою холодность, отстраненность и почему каждый из Сорренгейлов должен быть сильнее, чем любой другой человек. Но вместо этого просто смотрю на нее, мой взгляд не становится теплее, я не проявляю сочувствия — такой путь губителен. Лишь тихонько, нервно барабаню короткими ногтями по столу, этот звук меня успокаивает, напоминает, для чего именно я продолжаю делать своих детей сиротами при живой матери. Лучше так, чем я увижу и их вещи в огне, как вещи мужа и сына.
– И тебе привет, дочь моя, - с ледяным спокойствием произношу я, когда Мира выплеснула первую волну своего праведного гнева. Зная свою дочь, осознаю, что это далеко не последняя вспышка.
– Решение уже принято, и менять его в последний момент я не намерена. Мой голос звучит, словно сталь самого смертоносного меча. Я дослужилась до чина генерала не за свой мягкий и податливый характер, и если 26-летняя девица, которая, фигурально выражаясь, только вчера закончила академию и побывала в нескольких боях, думает, что сможет что-то решить криком или, упаси Данн, мольбой, то она глупа и наивна, даже если это моя собственная дочь.
– Если это всё, что ты хотела мне сказать, то я услышала твою впечатляющую браваду. В моём взгляде читается смертельная опасность. Таких, как Мира, невозможно убедить внешним спокойствием, она всегда смотрит вглубь, в саму суть человека.
– А теперь мне пора заниматься делами. Я небрежно махаю ей на дверь, тем самым показывая, что разговор окончен.

Подпись автора

ролевики: да мы нормальные ребята
тоже ролевики: ты поставил тире не той длины, мое настроение на ответный пост уничтожено, мы расстаёмся навсегда не пиши мне больше
© кто-то из телеги
https://forumupload.ru/uploads/001c/63/27/2/402066.gif

Терпи, потому что Господь с тобой еще не закончил

Господь просил о бедности, целомудрии и послушании; о трезвости не было ни слова.

+3

4

Как бы мне хотелось, чтобы это всё было просто какой-то отвратительной курьёзной шуткой мамы. Чтобы те шесть месяцев убийственных тренировок были лишь каким-то наказанием за то, что я где-то очень и очень сильно проштрафилась. Ну, или просто её какой-то прихотью о том, что мне надо всё же поднабрать мышечную массу, ибо мои руки и ноги, как ниточки, просто ужасно выглядят на фоне всех остальных кадетов. Ну, вдруг у неё какие-то свои комплексы по поводу того, как должны выглядеть её дети?! Как вариант, профилактикой того, что я и так из-за своего здоровья склонна к тому, чтобы вечно что-то ломать или отправлять в нокаут суставы и связки. Вместо этого Лилит Сорренгейл превзошла себя по всем фронтам в этот раз.

Квадрант всадников… Чем она думала, когда решила отправить меня — такую хилую, болезненную и неприспособленную к жестокой жизни — туда, где каждый день шла борьба на выживание? Разве не знала она, как далось обучение там её другим двум детям, которые, между прочим, готовились для поступления туда едва ли не с самого своего рождения. Естественно, я преувеличиваю, но никакие полгода не идут в сравнении с тем, как Бреннан и Мира усердно старались стать достойными этого квадранта. Быть всадником для них было незыблемой мечтой. Они оба готовы были гореть ради того, чтобы надеть на себя чёрную кожаную форму, связаться с огромным устрашающим драконом, а после защищать границы Наварры. Они хотели всех тех привилегий, которых удостаивались всадники. А главное — они видели себя там. Чувствовали себя частью мира, который был за стенами. Ждали, когда сами смогут присоединиться и показать себя во всей красе. Я же хотела слиться с полками в огромной библиотеке, где моими лучшими друзьями станут книги. Отец всегда говорил, что настоящая сила сокрыта в знаниях, которые мы можем почерпнуть из текста. И я так в это верила, так мечтала стать хранительницей всех секретов, которые хранило наше королевство, что даже не смотрела в другие стороны. Даже профессор Маркхэм верил, что я стану его лучшей ученицей. Разве это не высшая отметка? Не признание моих трудов? Не тот самый момент, когда мать должна была понять, что я создана, чтобы носить не чёрную кожу, а унылый балахон! Не подтверждение ли это того, что моё место там, где тишина превалирует над криками и орами? Разве мой ум не должен приносить пользу в том месте, где я буду чувствовать себя как рыба в воде? А не там, где я буду в вечном стрессе благодарить всех богов, что сегодня я не умерла, но вот завтра всё может пойти не по той дорожке.

Квадрант целителей? Для него я была лишь какой-то шуткой. Хотя, возможно, сунуться туда было бы тоже неплохой идеей. Ну, чисто исходя из того, что там бы мне, может быть, легче было существовать на этой земле. Вечные просьбы помочь кого-то с моими недугами угнетали так, как никто себе и представить не мог. Разве хотела я рождаться такой слабой? Нет. Боги мне свидетели, что я мечтала быть такой же крепкой, как и остальные. Ну, или хотя бы чуточку сильнее, чем была на самом деле. Но судьба распорядилась иначе. Не я была виновна в том, что мне отсыпали так много минусов и не уравновесили их стоящими плюсами. Если бы было в моих силах всё исправить, то я бы это сделала. Но... увы.

Да, даже квадрант пехоты был бы для меня не так ужасен, как всадники. Там не было такого жёсткого отбора. Но и выходили оттуда хорошо подготовленными воинами, разве нет? Да, я крутила миллион вопросов в своей голове ровно с того дня, когда генерал Сорренгейл — не моя мама — озвучила то, что моё место будет лишь в одном квадранте. И либо я справлюсь со своей задачей, либо опозорю всю нашу фамилию и останусь лишь именем в списках погибших. Что самое обидное — ничего мне уже не поможет. Никакие уговоры, слёзы, истерики не заставят маму передумать и разрешить мне отправиться туда, куда бы я хотела сама. Это я понимала головой, но сердцем всё ещё старалась как-то противиться. Правда, это всё было пустой тратой нервных клеток, но я всё крутила и крутила свою жизнь в разные стороны, стараясь понять, за что мне всё это. Где я так провинилась, что жизнь дала мне такого смачного пендаля? Словно жизнь моя была малиной, и надо было её подпортить… а ведь это было далеко не так.

Ноги меня плохо слушаются, пока я, наперевес с рюкзаком, плетусь вдоль коридоров в кабинет к генералу, чтобы, скорее всего, в последний раз с ней увидеться. Рюкзак будто бы тянет меня назад. Возможно, я допустила сотню ошибок, пока его собирала, но тут ничего уже не поделаешь. Всё, что я возьму с собой, станет неотъемлемой частью меня по ту сторону Парапета. Я старалась соблюдать какой-то баланс между будущей жизнью и своей старой, пока запихивала все свои очень важные вещи внутрь, но едва ли у меня удалось всё на высший балл. Если бы кто-то заглянул внутрь, то надавал бы мне по шапке и выкинул бы четверть точно. Если не больше половины. А может быть, и заменил бы чем-нибудь более полезным. Увы, никаких помощников у меня не было. Рассчитывать на мать не приходилось. Теперь я вообще не видела в ней ни заботы, ни защиты, ни поддержки. Скорее наоборот. Она словно решила стать моим самым главным врагом.

Когда перед глазами появляется дверь её кабинета, мои шаги замедляются. Представляю, как она со своим хладнокровным видом смотрит на меня и отправляет прямиком на верную смерть, и сглатываю слюну, скопившуюся во рту. Страшно. Сейчас мне по-настоящему страшно, что всё это происходит. Меня не смущает охрана, которая стоит по стойке смирно, но в то же время как-то с сочувствием глядит на меня. Обычно меня всю перекашивало от их идеальных стоек. Казалось, что они даже дышать на посту перестают, полностью концентрируя внимание на каждом входящем человеке, чтобы, чуть что, вовремя спохватиться и защищать цель. Сейчас мне было на них всех всё равно. Что по-настоящему пугало, так это дверь впереди, которая будто становилась больше, шире, поглощая всё пространство собой с каждой минутой. Честно? Хотелось развернуться и бежать прочь, не оглядываясь. Но когда твоя мать — генерал Наварры, то едва ли получится сбежать далеко. Она точно найдёт меня в любой дыре, в какой бы я ни хотела укрыться. И лишь это заставляет меня вздохнуть полной грудью, досчитать до десяти и наконец-то приблизиться вплотную, чтобы услышать там странный разговор на повышенных тонах.

Чтобы сердце забилось, подобно птице в клетке, когда уши поймают знакомый голос. Мира. Внутри будто что-то обрывается от одной мысли, что она не сдавалась. Что она до сих пор пыталась как-то отстаивать моё право на нормальную и спокойную жизнь. Она не должна была быть здесь. Нарушила правила, надеясь сыграть на маминых чувствах? Прикусываю нижнюю губу от того, как хочется расчувствоваться. Она защищала меня перед генералом, не боясь, что может получить от неё о-го-го какой нагоняй. Моя Мира, моя старшая сестра, которая уже лишилась одного брата. Она тоже знала, что есть лишь самая крохотная надежда, что я справлюсь с тем, чтобы преодолеть этот грёбанный Парапет.

Я думала, что после того, как мы потеряли Бреннана и папу, то станем ближе друг к другу. Будем больше заботиться, оберегать нашу семью, чтобы не допустить потерь. Как же я ошибалась! А может быть, моей маме просто надо было избавиться от настоящего слабого звена среди Сорренгейлов? Кажется, что меня начинает уже кидать из крайности в крайность от нервов.

Протираю ладонями лицо, пытаясь настроиться на сильную волну, чтобы не казаться полностью разбитой. Чтобы показать, что какой-то маленький огонёк во мне есть. Потому что так Мире станет легче, проще. Наверное... Так она не сможет корить себя до конца своей жизни, что не защитила, не уберегла, если со мной что-то случится. Расклеиваться я могу тут одна, но там начнётся мой реальный бой. Не у Парапета, а уже за дверью.

Стучу в дверь, берусь за ручку и толкаю её, не дожидаясь, пока по ту сторону кто-то разрешит войти внутрь. Так сильно рвусь вперёд, что теряю какое-либо равновесие и едва ли не падаю перед своими родственниками, но вовремя удерживаюсь на ногах. К слову, это мне даётся очень и очень сложно. Если всё так плохо на ровной поверхности, то как мне вообще справиться с тонкой линией камней над пропастью?

— Всё хорошо, — быстро тараторю, поднимая взгляд на сестру. — Привет, Мира.

Мне на самом деле её очень и очень не хватало. Прошло несколько лет с нашей последней встречи, и она стала ещё старше. А ещё… от неё буквально исходила та же аура, что и от нашей мамы, только более огненная. Если Лилит Сорренгейл была олицетворением какой-то ледяной ярости, которая может стереть тебя с лица земли, то в Мире буквально пылал огонь. Улыбка трогает мои губы, но скорее получается какой-то вымученной, нежели радостной. Не так я себе представляла нашу встречу после долгой разлуки.

— Генерал Сорренгейл,
— перевожу взгляд на мать, сухо кивая ей головой. Не думала же она, что я буду её благодарить за столь драгоценный шанс умереть раньше времени... Может быть вообще не стоило к ней приходить?

Подпись автора

i understand me a little morehttps://forumupload.ru/uploads/001c/63/27/21/906387.gif https://forumupload.ru/uploads/001c/63/27/21/108279.gifwith every rise and fall
обновки разоряют казну риорсона

+2


Вы здесь » Эмпирей. Четвертое крыло » Our history » в добрый путь!